Корона муравьев

Николай Теллалов - авторский перевод с болгарского, 2006

 

1.

Это случилось ранней весной. Из окна гостинной виднелись панельные многоэтажки, а душа просила совсем иного пейзажа, и поэтому я вышел на балкон кухни. Под тем же облачным небом вроде, но здесь Город оставался по ту сторону дома. Кроме того, здание своей панельной тушей поглощало все шумы цивилизации - вой троллейбусов, скрежет трамваев, гул автомобилей, рокот грузовиков. Виднелся пустырь, который переходил в поле, а оно уходило к горизонту, где в дъмке угадывались горбушки гор. После обеда на пустырь приходили играть вырвавшиеся из школы ребятишки, и тогда пространство оглашалось их криками, но в этот момент было тихо, тоесть удовлетворительно тихо, чтобы погрузиться в себя, отрешившись от мира остальных людей со всеми ихними прелестями... Я отдыхал и курил, блуждая взглядом по полю.

Неожиданно что-то защекотало мне руку, я даже вздрогнул, настолько отошел от всего окружающего.

Муравьишко полз по моей коже, терпеливо перебираясь через волоски. Точнее, не муравьишко, а крылатая принцесса своего крошечного народа. Я стал ее разглядывать. Она как раз остановилась и приводила себя в порядок после утомительного полета - подергивала усиками, страхивала лапками пыль с головки, расправляла блестящие крылышки. Я поднес кисть руки почти вплотную к своему лицу. Букашка была тоненькая, изящная, черная, как капелька смолы, а в крыльях переливалась радуга, хотя солнце плотно куталось в облачные меха и не глядело на землю.

Наблюдая за крохотным существом, меня внезапно кольнула мысль - что за судьба ждет это созданьице? Ведь ее может склевать птица или растоптать чей-нибудь башмак. Ей грозит смерть в луже с разводами от бензина, в паутине между прутьями перил, ее могут убить свежая краска, пролитый клей, горящий окурок - просто так, невзначай!... Но если все опасности обойдут ее стороной, у маленькой принцессы, пожалуй, налицо все шансы основать свое маленькое королевство, а оно со временем, если повезет, превратится в настоящую муравьиную империю... Я разглядывал ее, такую кроху, беззащитную, хрупкую, размышляя о том, что по существу природа довольно-таки равнодушна и беспощадна к своим чадам. Хотя у шестиногой царевны есть реальная возможность совершить то, что и людям-то редко под силу - ведь иначе империи и великие державы росли бы словно грибы после дождя... Дождь... вот пролейся сейчас дождь, и для нее он станет настоящим библейским потопом... И мне вдруг захотелось, чтобы именно эта крошка, именно она среди миллионов своих сестер выжила и смогла осуществить то, ради чего в первый и в последний раз в жизни взлетела к серому небу.

И в тот же миг, как мне это подумалось, она посмотрела на меня.

Да, принцесса повернула головку, и черные бусинки ее глаз остановились на моем лице. Нет, я понимал - все это полный вздор, чушь сплошная, ее кругляшки совершенно не похожи на человеческие глаза, ей меня просто не обозреть... и все же я не сумел отделаться от ощущения, что в этот момент она меня не просто видела - будущая Королева своего королевства внимательно меня разглядывала... и даже будто оценивала.

А потом сделала свой выбор... и позвала к себе.

 

 

2.

Вокруг меня возвышался лес из невиданно могучих деревьев, корни которых выползали из земли словно щупальца кракенов, покрытые грубой сморщенной кожей. Короны взлетали на головокружителные высоты, а внизу простирались сумашедшие лабиринты пещер, состоящие из земли и корней со свисающими прядями мхов.

Честно говоря, я воспринял эти древесные чудища гораздо позже, потому что самое первое, что завладело моим вниманием и мной целиком и полностью, была Она - Королева.

Я окрестил ее так сразу же, едва увидев. Никаким другим словом, причем и это какое-то блеклое, невозможно передать ощущение царственности, сквозящее в гордой осанке, величественно вскинутом подбородке. От нее словно исходило сияние абсолютной власти.

Существо, рожденное повелевать.

Существу, которому не можешь не подчиниться - при том с радостью и благоговением.

Я завороженно смотрел на длинные смоляные волосы, которые черным шелком покрывали ее фигуру, закутаную в кусок какой-то причудливой ткани. Потом я понял, что одежда Королевы представляла собой громадный прошлогодний лист, буро-коричневый, еще влажный и поддатливый. Кожа ее была смуглой, но на фоне волос и листа-туники она светилась, как восковая. В жизни не приходилось встречать более стройной девушки. И не случалось видеть более красивого лица, пусть даже с прохладным застывшим выражением, сама воплощенная сдержанность. Лик Королевы казался одновременно жестким и нежным, суровым и мягким... Неописуемым. Брови, ресницы, скулы, нос, губы - просто пугающе совершенны. У нее были настолько черные глаза, будто прямо в голубоватых белках были просверлены сплошные огромные зрачки.

Королева смотрела на меня внимательно, не улыбаясь и не морщась. А я... я пялился на нее, бессильный слово вымолвить, сбитый с толку ее спокойствием и чувствовал себя полнейшим  недотепой. Она стояла в нескольких шагах, но казалась столь же недоступной, как самая далекая звезда в галактике - любуйся на нее только в телескоп... Я сжался от одной мысли, что прикоснуться к такой женщине возможно только в мечтах, только в сне, но никак не наяву.

Глядеть на нее было невыносимо, а не смотреть - просто нельзя.

Внезапно Она что-то заметила за моей спиной, мне почудилось, что глаза ее расширились, может быть от страха. Однако я не обернулся до тех пор, пока она жестом не приказала мне сделать это.

Живот свернулся в холодный тугой комок, а сердце забилось в панике, будто желая разбить решетку ребер грудной клетки и умчаться прочь. Я вспотел и пот мой вонял страхом.

Причина тому - у меня был Соперник.

Точь в точь гладиатор из книжек, он был примерно на голову выше меня ростом. Изваяние из мускулов, дышащая статуя античного олимпийского победителя. На бедрах - повязка из крупных опавших листьев, на ногах - сандали из грубо сплетенных корешков. Мощная кисть правой руки сжимала короткий, отполированный до синевы меч с прямым лезвием. Буро-коричневые, словно кожаные, но может просто потемневшие бронзовые доспехи на плечах, груди, животе, ниже колен до щиколоток... Нет, понял я, это не латы, а ороговевший кожный покров самого воина, плоские и толстые мозолистые нашлепки. Как хитиновый панцирь жука. Я видел, словно бредя, зажившие шрамы на теле бойца, вздутые вены - от него веяло смертью. Голову Соперника украшал шлем, небрежно оттесаный из скорлупы огромного ореха и с вделанными в нее рогами-жвалами чудовищного насекомого. Черная грязь по резцам, очевидно засохшая кровь поверженных противников. В прорезях шлемя сверкали глаза воина - черные, холодные, удивительно похожие на ясные очи Королевы... то же самое отсутствие мысли или волнения.

Казалось, вот-вот он сделает выпад и оборвет мою жизнь, как паутинку.

Я беспомощно оглянулся назад - на Королеву, в последний раз...

Она же, оказалось, почти вплотную подошла ко мне и протягивала мне меч из темного металла с клинком в форме ивового листа, рукоять была перемотана пеньковой веревкой. Я нечаянно вдохнул пьянящий и обворожительный аромат ее тела.

Моя рука сама взяла оружие, даже не осмелившись хоть пальцем коснуться Ее ладони. Мне показалось, что при этом взгляд Королевы чуточку потеплел. Я судорожно вдохнул и снова повернулся к врагу.

А он даже не пошевелился. Ждал - равнодушный и самоуверенный. Моя мимолетная отвага испарилась, в освободившуюся пустоту хлынуло отчаяние, глубокое, как омут.

Меньше, чем через минуту я буду мертв, мелькнула мысль. И тогда он и она...

Именно острая тоска, порожденная этой мыслью, оседлавшая мое отчаяние, толкнула меня в атаку, а никак не храбрость. По еле заметной реакции моего противника - плавная смена позы, - я понял, что мне никак не выиграть эту схватку. Он уже победил. Остается только воплотить факт победы. Словно непоколебимая скала, он ждал, пока я сам войду в предел досягаемости его оружия.

Странно, почему не нападает первым. Вроде бы вояки такого калибра должны рваться вперед, не давая противнику опомниться... Или это - дуель с непреложными правилами?...

Или он просто удивлен тем, что я так похож и в то же время не похож на него самого? Нельзя ли этим воспользоваться?...

Чушь! Да, наверное я странен в его глазах. И что из того?! Он воин, а я не более чем его очередная глупая жертва.

Нестерпимо захотелось еще раз взглянуть на Королеву, на эти точеные плечи и ключицы, на стан, губы, глаза... Удержался из-за стыда и страха быть пронзенным в спину.

И я кинулся на Соперника, будто кончая жизнь самоубийством прыжком ласточкой с балкона девятого этажа...

Он мог встретить мой неуклюжий выпад, небрежно выставив свой меч, а потом насадить меня, как шашлык на шампур - и это был бы логичный и естественный исход схватки.

Однако меня спасли исключительно мои неловкость и неумение обрщаться с холодным оружием.

А ринулся в атаку, дурацки размахивая мечом, и на взмахе моя трясущаяся и ослабевшая от ужаса рука... выронила меч. Я тут же замер, ступни просто прилипли к земле. Но клинок продолжил свой нечаянный и непреднамеренный полет.

Он вошел в тело воина как раз в просвет между ороговевшими пластинами между грудью и животом, просвет то разширялся, то сужался в такт дыханию Соперника. Меч невероятно легко пронзил внутренности и со стуком ударился в позвоночник. Рукоять задрожала. Лезвие торчало наполовину наружу. Меня чуть не стошнило. А воин застыл, кожа его вдруг стала мраморной, взгляд резко потускнел и угас, тонкая струйка крови потекла по пластинам живота, другая зазмеилась из уголка приоткрытого в немом крике рта. Потом воин рухнул навзничь, не издав даже тихого стона. Я стоял и тупо смотрел на убитого, не веря в свою победу. А потом потихоньку поверил - и меня пробрала дрожь, почти судорога.

Но Королева знала, что делать.

Она приблизилась к мертвому врагу, извлекла меч из поверженной горы мускулов, сложила ладони ковшиком и подставила их под бьющей ключом крови. Затем оглянулась на меня и протянула мне полные пригоршни.

Пей, сказали ее глаза. Они блестели. Губы шевельнулись - то ли подкрепить требование словами, то ли приглашая их поцеловать.

Я не стал отворачиваться. Опустился на колени, но пригубил жутковатый напиток не сразу. Сначала провел ладонь по ее щеке. Она в ответ склонила колову набок, на миг прижав мою руку к своему теплому плечу. А потом, уже настойчивей, поднесла пригоршни к моим губам и снова посмотрела на меня - пей!

И тогда я понял, что готов ради нее на все, а она для меня - вряд ли, но это неважно, важно что я брошу к ее стопам все, что смогу, и даже больше.

И я пил кровь своего врага.

А потом Королева повела меня к пещерам среди корней титанических деревьев, и там, в прохладе, на белесом покрывале из мягкого мха, я узнал, что до сих пор понятия не имел о том, что такое любовь.

Так я стал королем.

 

 

3.

Мы все еще жили в пещере под корнями дерева-великана.

Королева родила примерно через неделю. За весь период ее стремительной беременности я как угорелый носился туда-сюда в поисках пищи. Рвал для нее фрукты, собирал ежевику - каждая ягода величиной с апельсин, - таскал грибы, достойные служить пляжными зонтами где-нибудь на Золотых песках, но Королеве требовалось мяса, и я соорудил из своего ремня пращу. За двое суток я научился метать так, чтобы камень не попадал мне в голову. Сообразил каким образом раскручивать ремень для увеличения начальной скорости нехитрого снаряда. Улучшил меткость. И вскоре стал профессиональным истребителем порхающих тварей - бабочек, стрекоз и даже мелких птиц. И все равно еды не хватало. Труп убитого мной Соперника мы обглодали до последней косточки. Странно, но сырая плоть его напоминала вкусом копченую курицу. Тело воина не успело даже провоняться, по моему оно и так бы тлело медленно, скорее высыхая, нежели разлагаясь. Но не только мясо пошло в ход, Королева приспособила куски панциря и череп под посудину, из костей выпилила о камни ножи и иголки, а я ухитрился смастерить из лопатки довольно удачную расческу - для Нее, естественно. Первый подарок любимой, оцененный ею по достоинству.

Один раз я нарвал букет цветов. Конечно, она обрадовалась им. В смысле как салату. Кажется, в красоте вещей ее больше волновала целесообразность. Мое смущение продолжилось может с полчаса. Потом стал дарить ей букеты из щавеля.

Брецовая кость соперника превратилась в гарпун - я натер два кровавых мозоля при его изготовлении, - которым подкарауливал рыбу в заводи ближайшей речушки. Почти каждый вечер мы купались там, но всегда осторожно и с оглядкой. Очень нередко моя спутница и любимая внезапно пугалась чего-то, что ускользало от моего внимания. Настораживалась, а потом чаще всего хватала меня за руку, и мы спешили в укрытие креди корней. Обычно я так и не успевал заметить и намек на угрозу извне, следовал ее порывам только потому, что верил ей безрезервно.

Когда нам приходилось бежать, ее громадный живот жутко колыхался, мне становилось страшно и беспокойно, но она не позволяла замедлить шаг...

Вместе рыли новые пещеры и землянки, застилали мхом, перьями, листвой. Моя подруга сплела сандалии из мягких древесных волокон. Как-то я вышел на охоту за самой легкой добычей и прикатил домой улитку величиной с тракторное колесо, но на этот раз не разрешил Королеве есть ее сырой, как она это делала прежде. Я нарезал костяным ножом мясо улитки на мелкие кусочки и сварил их в черепе-котелке. Огонь я разжег с большим трудом, но после того, как он однажды вспыхнул в нашем очаге, Королева на дала ему угаснуть. С тех пор она уже редко ела невареное или нежареное, по крайней мере при мне.

Она родила двенадцать младенцев, не проронив при этом ни звука, хотя я видел, как сжимает губы и на лбу проступает испарина. Я принял первенца, ошалев при этом от восторга, хотя миг до того трусил отчаянно. Пуповину перерезал мечом... а потом уже стало не до радости - надо было принимать остальных, быстро обмывать в луже, затем незамедлительно пеленать их в заранее заготовленную чистую листву и подносить удивительно тихих детишек к ее груди, которая приобрела шокирующий объем...

Трое малышей родились мертвыми. Четверо скончались спустя несколько часов. Утомленная родами Королева спала. Я тоже чуть не валился от усталости, но надо было присматривать за огнем в очаге, носить воду, хоронить умерших младенцев, следить сыты ли остальные... так что времени на скорбь и умиление просто не осталось.

Последовала еще одна сумасшедшая неделя лихорадочных трудов и забот, которым конца не было видно. С легким удивлением я мимоходом отметил про себя, что уцелевшие ребятишки - девочки, которые росли потрясающе быстро. И вместе с тем... росли их животы. Они родились крупными - и беременными. На девятый день своей жизни они начали рожать и рожали каждую неделю не переставая - до самой смерти.

А моя Королева буквально за одну ночь похудела, тело вернуло свои девичьи формы, растаяли следы первой беременности, ее стан стал опять гибким, стройным и молодым. С тех пор она редко вынашивала потомство, при том не полнея нисколько. Зато дочки плодоносили, воспроизводя на свет новых младенцев - моих детей и внуков одновременно...

Так я опомниться не успел, а у меня появились помощники и в охоте, и в деле возведения новых землянок под жилье, склады и грибницы, ясли и мастерские. Стремительно обветшавшую одежду из листьев сменили сотканные из древесных нитей хитоны. Лучше и прочнее стали сандалии. Купаться мы уже не ходили в одиночестве, как прежде, а в сопровождении охраны - бронекожих, как покойный Соперник, воинов, моих внуко-сыновей, которых я обучил сражаться копьями с костяными наконечниками. То есть они сами обучились - по наитию. Я всего лишь заставил их держаться строем, а не нападать беспорядочной гурьбой на отважившихся перейти нам дорогу хищников. Солдаты бдили во время купания всего нашего племени два раза в сутки - рано утром на рассвете и вечером в закатных лучах солнца. Лишь пятеро Маток не покидали своих землянок, им носили воду в берестяных корытах. Они стали похожими на слоних, однако оставались по-рубенсовски красивыми, я видел в них нечто величественное и гармоничное. Да и как же мне их видеть иначе - это же мои дочери!...

Акушерствовал своих первых внуков опять же я и тогда меня еще сильнее пронзило ощущение свершаюшегося таинства рождения новой жизни. Но потом пришли на подмогу внучки-дочки, да и само обилие новорожденных притупило это волшебное чувство, и я уже все равнодушнее слушал тихий короткий пвсхлип своих новых потомков, уже без слез наблюдал, как уносят завернутых в листву умерших крошек...

Своей главной задачей я считал обучение своих отпрысков-подданных тому, чего они не умели. Хотя их врожденные навыки меня изумляли, но делали они все подчиняясь инстинкту, механически и слепо. Я же пытался развивать у них творечское начало.

И не на последнем месте - речь.

Со временем они привыкли разговаривать. Наиболее сообразительным удавалось сложить фразу из трех слов, но обычно им хватало для общения одного слова, а остальное “договаривали” взглядом, жестом, выражением лица - как и Королева, но она не молвила ни звука. Меня же прозвали Королем-со-Словами.

Проходя днем мимо трудящихся без устали соплеменников, я стремился каждого обласкать, погладить по волосам женщин, поцеловать в лоб девушек, обнять детишек, похлопать по плечу или пожать руку юношам и мужчинам. Королева же проходила словно не замечая их, ни жестом, ни взглядом не проявляя теплоты, ни материнской заботы, хотя все прибадривались при ее появлении, воодушевлялись. На меня реагировали несколько иначе - лица смягчались, появлялись улыбки.

Она действовала на свой народ мобилизующе, только и всего. Ее не боялись, ей не поклонялись - просто словно перевключали на более высокие обороты. Ко мне же считали уместным проявить свои несколько блеклые по природе чувства.

Но по ночам таяла морозная корка сдержанности и равнодушия Королевы. Она даже мурлыкала что-то невнятное и нечленораздельное мне на ухо, когда я обнимал ее. Трудно это назвать даже намерением произнести слова. Однажды я настоял перед ней попробовать сказать что-то. Результат сконфузил меня. Раньше я слышал звуки, издаваемые глухонемыми. Это было ужасно. Я постарался забыть о своем желании научить Ее говорить. Мне стал достаточен тот ее лепет, которых лился и журчал так мило, так ласково, когда мы только-только ложились в свою постель, похожую на гнездо, и когда часами позже засыпали обнявшись.

Мои ночи были заполнены ее любовью.

Иногда, отдыхая, но еще не собираясь засыпать, я делился с ней вслух своими планами. Она отвечала жестами, причем настолько красноречивыми, что мне порой начинало казаться, что слышу слова.

Реагировала она на мои идеи в основном тремя  способами. Могла, например, прижать щеку к моей груди или поцеловать в знак одобрения. Извивалась слегка в талии когда не имела ясного мнения - как хочешь, мол, твое дело. А если что-то приходилось ей не по душе, она енергично вздрагивала, поводила плечами, или же категорично рассекала ладонью воздух. Этим жестом она частенько пользовалась и днем. При общении с рядовыми членами племени она также прибегала к мимике и жестам, нередко похожими со стороны на намек на танец - вернее, лаконичный кусочек танца, скупые движения, ни миллиметром не больше, чем нужно. Но опять же - изредка. Обычно ей было достаточно указать на что-то или просто нахмурить брови - и всем становилось понятно ее желание. Например легкий кивок к куче принесенных Собирателями предметами - и ей приносили нужную вещь, причем в требуемом виде.

Я, помню, предположил, что она каким-то неизвестным мне образом внушала всем окружающим свои мысли. То есть, владела телепатией. Скорее всего так оно и было.

 

* * *

Итак, у нас в наличности появилось семь Маток, большой отряд солдат и гвардия рабочих из особей обоих полов. Дети росли быстро. Сборщики отваживались уходить в дальние походы и добывать большие глыбы кристаллического сахара и соли. Все они носили на руках, пока я не изготовил для них вместительные заплечные корзины.

Как-то на берег реки, как раз возле купальни нашего племени, явилась группа незнакомцев средних лет. Они пали перед нами ниц, как мусульмане при молитве, однако вопреки знаку покорства, только энергичный свист Королевы удержал охрану от смертоносного броска на незнакомцев.

Это были Мастера. Поскольку они остались без Племени, без крова и смысла в жизни, Королева милостиво позволила им поселиться у нас, места и еды хватало. Они умели изготовлять весьма нехитрые механизмы на основе рычага, но главное - знали секрет ковки железного оружия. В качестве модели Королева показала им свой меч и Мастера буквально на следующее утро поднесли ей на одобрение дюжину клинков. Моя царственная любимая слегка поморщилась, заметив, что форма лезвия не была воспроизведена точно, но в целом работу умельцев приняла благосклонно. Я заглянул в отведенную под мастерскую землянку и увидел там пылающий кузнечный горн. Мне стало любопытно, откуда они берут сырье - в углу громоздилась груда ржавых обломков металлической ленты. Мне это подозрительно напомнило нечто знакомое. Позже, в полудремоте, воображение нарисовало мне кучу стружки, по которой ползали муравьи и придирчиво осматривали каждый кусок железа, прежде чем утащить его...

Были у меня однако сугубо свои заботы, не касающиеся “усыновленных” пришельцев. Напоследок часть Охотников и Собирателей не всегда возвращались в Землянки до наступления сумерек. Случалось, что не являлись они и на следующий день. Неужели не находили дороги обратно? А может их кто-то убивал? Хищники - жутковатые страшилища, похожие на тигрообразную саранчу или паукообразных волков, реже - быкожабы, все эти твари обычно пугались вооруженных членов племени. Редко дерзали нападать даже на одиноких рабочих или солдат. Но чем черт не шутит, может стали попадаться более наглые хищники. И я стал посылать рабочих большими отрядами под прикрытием двух или трех отчетливо бесполых, но как будто скорее всего мужеподобных бойцов. Даже если отряд заблудится, у них будет шанс продержаться и выжить. Дело в том, что все практически бесполые члены племени, рабочие и солдаты, сколь женственными или мужественными не выглядели, не были способны не только самостоятельно размножаться, но даже и питаться без посторонней помощи, вернее переваривать съеденное. Поэтому, прожевав и проглотив, они отрыгивали все обратно в ладошку и делились кашицей - (чудно, их отрыжка мне ни разу не показалась блевотиной) - с собратьями и сестрами. Солдатам же вообще жевать было трудно с их боевыми клыками и отсутствием другого вида зубов в челюстях. К тому же они и трех-четырехчасового поста не выдюживали. Вероятно огромная скорость обмена веществ в их организмах была своеобразной расплатой за громадную силу и ловкость.

Вскоре я понял, что Собиратели и Охотники просто никак не могут заблудиться. Они всегда делали зарубки на деревьях, помечали путь камнями, так что вернуться обратно для них не составляло особого труда. Оставалось самое худшее - кто-то, отнюдь не лишенный разума хищник, истреблял мой народ. Маршрутов было так много, что понять который из них вел добытчиков к засаде и гибели, казалось практически невозможным в удовлетворительный срок. Поэтому и посылать карательную дружину против неизвестных разбойников не только не имело смысла, но и таило риск без должного вооружения.

Той же ночью, когда Королева заснула после долгих взаимных ласк, я, преодолевая сладкую истому, устроился у мерцающего очага и нацарапал на кусках коры несколько проектов холодного оружия, а так же схему арбалета. Постепенно меня обхватило вдохновление, я увлекся и нарисовал варианты снаряжения для бойцов и рабочих - железные шлемы, легкие кольчуги, кое-что еще...

Утром я показал моей милой бересту с набросками. Королева лишь снисходительно пожала плечами. Я не обиделся, а пошел прямо к Умельцам.

Какое же разочарование постигло меня, когда обнаружил, что Мастера не умеют читать чертежи! Пришлось поплевать на ладони и браться за дело самому, объясняя более доходчиво чего я от них хочу. Я промаялся дотемна в мастерских, устав, как бесами загнанный. Умельцы медленно соображали что к чему, не понимали толком конечную цель всей заварухи, но не смели ослушаться и не подчиниться своему Королю. Часто сквозь проемы-окошки к коридорам, связывающим все землянки и оборудованные пещеры, заглядывали любопытные подданные, своими скупыми улыбками - смеяться они не умели - выражая радость по поводу моего присутствия. При этом их глаза - глаза Королевы - теплели, а я, если успевал, трепал их по щекам или ласково ерошил им волосы - светло-каштановые, в меня пошли.

В конечном итоге я добился своего. В моем прежнем мире за такие труды ордена полагаются. Но плодами моих усилий стали воплощенные Мастерами не какие-то побрякушки, а новоя модель меча, образец секиры, предназначенной для плотницких работ, но годящейся и в качестве оружия, и наконец, моя гордость - арбалет.

Бил этот первый наш самострел неважно в смысле меткости, но тем не менее при испытаниях с пятнадцати шагов вогнал в корень дерева толстую стрелу так глубоко, что пришлось ее выдергивать не мне, а силачу-солдату, заглянувшему в мастерскую. В помещении собралась целая толпа, теснились и в проемах, взирая на мои действия. И я продемонстрировал публике возможности остальных новинок. Лезвием секиры нарубил колышки, потом обухом заколотил их в стены из трамбованого грунта и развесил на них нехитрые инструменты умельцев. При этом Мастера закивали, лица их просветлели. Затем я опробовал новый меч. Лезвие было заточено только с одной стороны, с другой торчали зубья, способные пробивать толстые панцири медведежуков. Меч получился весьма тяжелым, хотя имел не более двух локтей в длину. Я решил, что каждый рабочий будет носить его, выходя в фуражирные походы, а значит должен научиться орудовать им, если не в бою, то в труде: расширение в верхней части клинка годилось под лопату, что я и показал глазящим на меня рабочим, солдатам и Мастерам. Однако по их лицам читалось лишь недоумение. Я не успел огорчиться, ибо в тот самый миг в мастерскую явилась Королева.

Я сразу заметил, что она в бешенстве. И сразу понял почеми - я пропустил вчернее купание, которое было чуть ли не свещеннее, чем причастие для католиков. К тому же отвлек от омовения и немалую группу членов племени. Впервые наши подданные сжались встраха, готовые броситься врассыпную подальше от гневной повелительницы. Вот те на, подумал я. Влип.

Тем не менее бодро брякнул как ни в чем не бывало:

- Дорогая! Посмотри, что я придумал!

И повторил все проделанные ранее демонстрации. Ответом было ледяное равнодушие. Постепенно я стал заводиться. Да что она понимает, злился я, вот даже глядит без тени мысли в глазищах! Да она просто следует своей генетической программе и инстинктам - как компьютер. Черт побери, как я был слеп до сих пор! Женщина, с которой делю постель - просто робот из плоти и крови, безмозглая машина, которая только и может, что командовать и бесконечно заниматься сексом. Да что она понимает в чертежах, а тем более в технике!

И все же из чистого упрямства я решил довести всю бессмысленную показуху до конца. Злой и обиженный, я даже не смотрел по сторонам, а когда поднял взгляд на Королеву...

Если бы от стыда люди проваливались сквозь землю, то я точно бы долетел до жидкого ядра планеты. Как я посмел подумать о ней такое?! Она смотрела на меня почти с гордостью и восхищением. Потом шагнула ко мне, взяла за руки и на мгновение прижала губы к моему лбу. Затем повернулась и необычайно мягко указала на мои изобретения. Тут же подскочила работница, схватила один из пробных мечей, похожий формой на половинку саперной лопатки и принялась копать им земляной пол. Ближайший солдат крутанул другой клинок, выполняя типичные для воинов приемы обороны и нападения. Один же из собирателей не только нарубил поленья для очага топором, но и выделал кол, заострил его и вколотил в землю.

Я был готов расплакаться от счастья.

 

* * *

Один лишь арбалет не получил должной оценки.

Весь следующий ден я потратил на усовершенствование недооцененного самострела и в последних лучах заката сбил им голубя, а потом, набравшись наглости, зарядил арбалет гарпуном и в сумерках выволок из ручья крупного головастика.

Ночью Королева вознаградила меня как никогда раньше...

 

* * *

Несколькими ночами позже я проснулся как от толчка, встал и стал ходить взад-вперед по спальной камере, пережевывая посетившую меня во сне мысль - моим подданным почему-то никогда не приходило в голову что-либо БРОСАТЬ. Даже просто чтобы сбить ягоду с ветки. Всегда БРОСАЛИСЬ в рукопашную, или же лезли на растение, иногда обламывали его. И теперь, годы спустя человеческого времени, мне кажется, что я нахожу объяснение моей победе над Соперником.

Он просто не ожидал и не остерегался кинутого оружия.

Надо было научить пехоту прицельно метать копья, решил тогда я, зевнул, и вернулся в ложе досыпать...

 

* * *

Мастера быстро освоили новую технологию, причем улучшили как прототипы оружия и инструментов, так и способы производства. Всего лишь раз поощренные фантазировать, они вскоре выдали целую коллекцию орудий труда и режущих приспособлений для мирных и военных целей.

Отряды Охотников и Собирателей перестали пропадать. Экспедиции доставляли невиданное колличество добычи. Например притащили сотни пудов ткани - шерстяные и хлопчатобумажные лоскуты и отрезы красивого пурпурного цвета. Из нее по моему приказу работницы сшили одежду самой простейшей кройки - прямоугольник с дъркой для головы, который надевшись, перехватывался в талии плетеным пояском. Нарядившись таким образом, мы стали походить на божьих коровок. От одного вида наших одеяний враги разбегались в ужасе.

Мы стали настоящим Королевством. И быстро перерастали в Империю.

 

 

4.

К нашему двору прибилось немало бездомных. Новичкам пурпурные одеяния полагались лишь за особые заслуги, они носили накидки буровато-белого цвета. Кроме того, я распорядился метить лбы пришельцев татуировкой в виде трехзубой короны. Такой же рисунок, но более изящный, красовался на одежде подданных по рождению. Вскоре новоприбывшие сами стали делать себе татуировку. Им, очевидно, понравился символ, развевающийся на наших знаменах. Мы с Королевой носили точно такие же хламиды, как и у самого молодого рабочего. Но головы наши венчали начищенные до блеска железные обручи - имперские короны первых особ Народа. Хотя вообще-то нужды в них не было, нас и без того узнавали и выделяли в толпе. Но Королева одобрила мою прихоть, сопроводив согласие легким пожатием плеч: “Не мешает”. Гораздо полезнее оказалась другая выдумка - введение сигнальных средств в виде деревянных свистков и горнов из раковин улиток. Я упорно учил день ото дня растущее войско привыкать к командам трубачей, маршировать строем, стрелять залпами, а так же и многим другим военным хитростям.

Я готовился к завоеваниям.

 

* * *

Целью нашего первого масштабного похода стала деревянная гора - огромный пень, размерами превосходящий олимпийский стадион. Вот что было нужно нам, сильному и хорошо организованному муравейнику - замена сырых землянок на добротное жилище, обретение нового центра государства. Он находился в середине солнечной долины, на расстоянии полудневного пешего перехода.

Поэтому мы двинулись еще затемно. Все вместе. Всем Королевством. Маток тащили на носилках, они не переставали рожать по дороге. Кажется только им, этим пышным женщинам, моим первым дочерям, удавалось лучше всех, даже лучше Королевы изображать на своих лицах самое близкое подобие улыбок, когда я целовал их. Иногда сердце сжималось за моих первенцов, но они не потеряли доброго расположения духа, поход оказался им не в тягость. Независимо от обстоятельств, они остались бодрыми и довольными. К ним все относились бережно и ласково, даже Королева.

На восходе мы добрались до горы, которая должна была стать нашей. Прощайте, темные земляные пещеры! Прощай, едкий дым! Я сложу кирпичные печи, проведу вентиляционные шахты, выстрою лестницы, а даже и водяные лифты, тем более, что возле гигантскго пня протекало несколько речушек, а я уже успел испытать водяное колесо, которое завертело жернова, на них мы смололи муку и работницы испекли первый в нашей истории хлеб.

Господи, как он был вкусен!...

Мы взяли приступом гору вскоре после полудня, сломив в жестокой схватке сопротивление сразу нескольких местных племен. Это оказалось нетрудно - враги остались разрознены, сражались каждый за себя и мы одолели их. У меня хватило ума не нападат на всех одновременно.

В первых рядах щурмующих шли мы - Король и Королева, плечом к плечу. Ее самострел превратился в веер смерти, она умудрялась перезаряжать с такой бешеной скоростью, что казалось держит в руках пулемет - стреломет, вернее. Немногим уступали ей в быстроте стрельбы работницы и специально рожденные Матками девушки-воительницы - ловкие и безжалостно меткие создания, которые тихо шипели в азарте. Мы с мужчинами махали мечами, метали копья, рубились бердышми и топтали, давили трупы врагов!... В спешке я не догадался приказать армии щадить сдающихся противников, но оно получилось само собой - сказался врожденный инстинкт моих бойцов. Солдаты из чисто практических побуждений не тратили силы на убийства тех, кто бросал оружие и занимал позу покорности. Приканчивали лишь тяжелораненых да уничтожали особей, способных производить потомство. Пленников не вязали, их тут же кормили и одевали в чисто белые робы рабов.... хотя о каком рабстве тут может идти речь - новички работали не больше, но и не меньше пурпурно одетых подданных, а еды и ухода получали столько же. Разница в положении заключалась в символизме - чужаки должны заслужить привилегию облачаться в имперское красное... Их тут же привлекали к работе, и я уверен - они были счастливы находиться в безопасности народа-Семьи, а не бедствовать сиротами без дома и близких.

А мы продолжали марш вперед, и впервые моя Королева позволила себе поцеловать меня днем да при всех на виду в губы, а даже и прижалась ко мне всем телом и закинула стройную ножку мне на бедро! Этого зрелища хватило, чтобы армия взбудоражилась еще пуще и наступление приобрело поистине стремительность кавалерии. Потом мы снова сражались рядом, я с удовольствием отмечал про себя, что зубья на мечах входят в дело, что трубачи безупречно дирижируют войском, что оба мы отчаяно воюем за место под солнцем и что мы вместе, вместе, вместе...

Окончательно битва завершилась под вечер, когда солдаты привели захваченных в плен властителей противников и бросили их к нашим ногам.

Большая часть армии находилась с нами в одной из самых обширных полостей древесной горы. Переглянувшись, мы без слов решили, что здесь быть нашему тронному залу и спальне. Работницы заканчивали уборку, Мастера монтировали железный очаг, воины, возведенные в ранг гвардейцев по числу шрамов на ороговевших пластинах их тел, обнюхивали каждую трещинку и лазейку, простукивали стены в поисках западни. Под нами, в хорошо проветриваемых кельях, настоящих светлицах, селились матки с обслугой, работники прорубали ходы от их покоев к Яслям, а так же пилили вентиляционные отверстия и каналы под водопровод... Не тратя ни минуты времени на отдых или торжество победы, Семья обустраивалась в новых владениях. Еще умирали раненые, еще тут и там продолжалось сопротивление кучек чужих солдат старой закалки, которые не желали влиться в наши ряды, а мы уже чувствовали себя полноправными хозяевами, стоя и смотря на связанных повелителей поверженных врагов.

Мы одновременно шагнули к узникам и обезглавили мечами покорно склонившихся перед нами чужих владык. Потом пили их кровь, а на нас смотрели все наши потомки, рабочие и солдаты, смотрели с восторгом, не отрываясь от дел... А потом остывшие тела казненных пленников отнесли в продовольственный склад, гвардейцы расставили часовых во всех коридорах, ведущих к тронному залу. И я на руках отнес мою повелительницу на пахнущую свежими опилками мягкую кровать, застланную настоящим постельным бельем. И пылал до зари камин, играя оранжевыми и красными отблесками на наших обнаженных и ненасытных телах.

Мы победили.

 

* * *

Под нашим контролем оказалась обширная территория, на которой мы разорили двадцать три чужих муравейника. Мы перестроили захваченные поселения и твердыни по своему вкусу и замыслу.

Это был триумф. Больше не надо было вести лично армии вторжения в бой. Но одно исключение все же пришлось сделать. Мы воевали с государством, в котором тоже неплохо жилось, но оно отставало от нас в техническом развитии - там не было ни водяных мельниц, ни тележек на колесах, ни железного оружия, ни арбалетов. Правда, вражье войско дралось умело, подготовка была на высоте, в сражение ихние солдаты вступали монолитным строем. Первые две битвы закончились практически вничью. Во время третьей мы вызвали чужих предводителей на честный поединок, выйдя перед ощетинившейся копьями армией.

В ответ Царь и Царица противника тоже шагнули из строя. Оба высокие и красивые. И наверное, влюбленные друг в друга так же силно, как и мы с моей Королевой. И тут я заметил, что вооружены они были не бронзовыми, а стальными мечами! Более того, в строю их солдат виднелись и другие железные оружия, а даже и доспехи, напоминающие наши собственные. Предводители противника носили кожаные куртки и штаны с пришитыми металлическими бляхами. Они нас копировали! А у меня за множеством забот так и не дошли руки до создания настоящих лат и кольчуг, кожаные доспехи я ввел как временное решение, но потом, увлекшись конструированием самострелов, не закончил затею с броней для солдат. И теперь жалел об этом. При равноценном вооружении дуэль на мечах с монархами врага не обещала и малейшего шанса уцелеть. Я бы пал первым от клинка повелителя противника, а судя по широким плечам и мускулистым конечностям ихней Царицы, особых надежд не оставалось и у моей Королевы.

Но моя подруга не дрогнула и не поколебалась. Ей очень нравились самострелы за их способность убивать издалека - и она незамедлительно этим воспользовалась. Всего мгновение - и противники медленно, как во сне, оседали на землю, а из прорезей их шлемов торчало по стреле. Вздохом позже раздался треск - чужая армия бросала оружие и становилась на колени, сдаваясь на нашу милость... Должен признаться, в тот миг я испытал облегчение. Хотя гордиться тут было особо нечем. Что ни говори, получился не поединок, а коварный расстрел. Но ведь и для стыда не было веской причины. Я хотел жить. И хотел, чтобы жила моя Королева.

И все же во мне тлело какое-то чувство вины, поэтому я настоял на том, чтобы пощадили чужих Маток.

Впервые моя Королева задумалась. Обычно она принимала решения очень быстро. Но на этот раз склонила голову, и на несколько долгих минут морщинка прорезала ее гладкий лоб. Наконец она с неохотой кивнула.

До сих пор всех пленников с явно выраженными половыми признаками, и особенно Маток, армия немедленно истребляла. Но на сей раз плодовитых особей было решено стерилизовать. Большинству из способных производить потомство хватило трех-четырех глотков из костяной чашки воды, в которую Королева капнула своей слюны. После этого “ритуала” они никогда не забеременели и превратились в прекрасных нянь для наших детей, внуков, правнуков и праправнуков. Но нескольких Маток бывшего противника пришлось лишить плодовитости гораздо более варварским способом. Королове лично пронзала каждаю из них под пупком тонкой и длинной стальной иглой, смоченной ее слюной. Так впервые мне довелось услышать истошный крик страдания - настоящий крик, а не стон, издаваемый гибнущими рабочими или солдатами, слабо чувствительными к боли. Я с трудом овладел тошнотой во время “процедуры”, но такова была цена за их жизни. Почти все изувеченные таким образом Матки выжили, поправились, а спустя некоторое время уже носили имперские пурпурные одеяния, им не отказывали ни в воде, ни в пище, ни в помощи при купании. Я отличал их от прирожденно своих исключительно по чертам лица, а в сумраке помещений - по более грубой татуировке.

Кстати, про сумрак. Охотники принесли множество червей-светлячков, которых я велел не убивать, а разводить, кормить и беречь. Так тьма даже в самых внутренних казематах Столицы стала воспоминанием. Светлячки сияли ровно и достаточно ярко. Жучков же, которые мигали по ночам и достигали двух-трех пядей в длину, водили на поводу пикеты ночной стражи и держали в клетках сигнальщики.

Так продолжалось наше царствование.

По ночам наш с Королевой зал освещался камином, паутинками фосфоресцирующих грибов да живыми люминофорными лампами, единственными свидетелями наших ласк. А днем Королева пристально следила за тем, что происходило вокруг. Я же старался благоустроить наше государство. Совершенствовал режущие инструменты и оружие. Составлял карты прямых владений и контролируемых территорий. Приказал утрамбовать дороги и вымостить их галькой и ракушками. Затеял даже агрономический проект, засеяв поля ржи. Очень скоро мы собрали первый урожай и хлеб перестал быть редким лакомством. Велел построить подъемники, приводимые в движение водяными колесами, для чего отряды Мастеров и рабочих устроили запруды. По образовавшимся искусственным водоемам мы с Королевой иногда катались на лодке. Моя любимая быстро преодолела страх от глубокой воды, а когда я научил ее плавать... гм... гвардейская охрана пережила час кошмара, когда мы одной жаркой ночью тайно ушли из Дома и занимались любовью в воде... Инцидент вызвал страшную панику в Семье, и мы больше не рисковали.

Тогда я решил подарить ей ванну. Решил, что это доставит моей милой не меньшее удовольствие, чем плавание - и не ошибся. Королеве так понравилось барахтаться в нарочно согретой на солнце воде, что она, не позволяющаяся себе ничего лишнего, с трудом воздерживалась от злоупотребления этим удовольствием - например руководить державой из ванны, чего, я уверен, ей жутко хотелось.

Между тем войска продолжали расширять наши владения. К сожалению, мои грандиозные замыслы установки линий коммуникаций, как и учреждения некоего института наместников в удаленных колониях встречали серьезные трудности. Для составления дел и отчетности необходима письменность, которой у нас как раз и не было из-за фактического отсуствия речи. С большими усилиями мне удалось свести в систему те знаки, которыми рабочие-собиратели помечали свои тропы, ибо стало ясно, что пометки говорят о длине тропинок и о виде и колличестве находящейся в их конце добычи. Но даже составив этот каталог, я ничего не решал. Подобными значками не издашь указы, циркуляры, докладные и тому подобное! Вероятно мое стремление придать человеческие черты этому миру выглядело смешным. Я бился сотворить практически “лишние” вещи. Королева великолепно справлялась со своими обязанностями без посредничества табунов чиновников и легионов писарей, она не нуждалась ни в законах (ее воля - закон), ни в парламенте (опять то же), ни в прочей ерунде (и правильно, по крайней мере в данной реальности). Допускала существование советников. В качестве же Уполномоченных - мои придуманные “наместники” - в дальние крепости и селения она посылала одну из двадцати девяти наших дочерей-Маток. Дважды в сутки, а то и чаще, от каждой Уполномоченной прибывали Вестоносцы - одна особенно длинноногая и энергичная каста. Я, уже привыкший к способам общения Королевы с народом, не переставал удивляться ее способностоям, когда прибывал курьер. Моя подруга или всматривалась в очи Вестоносцу, или обнимала его, но чаще просто закрывала свои огромные, прекрасные и почти всегда лишенные выразительности глаза и опускала свои длинные чувствительные пальцы ему затылок. Минута проходила в неподвижности - и она поднимала веки. И уже знала ВСЕ, что надо. Затем едва ли не с материнской заботой, тоесть чуточку ласковее, чем обычно, отправляла Вестоносца отдыхать. Только среди них было принято спать днем... не считая меня, разумеется. Она, конечно, выражала неудовольствие моей привычкой дрыхнуть после обеда, но все же позволяла мне эту блажь, тем более, что в особенно загруженные дни я бы просто надорвался без пары часов сна.

После того как Королева отправляла одного курьера, на его место являлся другой и все повторялось. А посылая Вестоносца с ответом, она словно вкладывала ему в сознание свою волю, подкрепляя ее сухим поцелуем по лбу. Курьер мигом отправлялся в путь. Никакой человеческий марафонец ему в подметки не годился. Равно как и ни один государственный деятель - моей повелительнице. Ее энергия и неутомимость поражали, чуть ли не пугая. Едва закончив дела с Вестоносцами, последний из которых скрывался за поворотм, вздымая пыль сандалями, а Она уже инспектировала караван рабочих, приволокших провизию, металл, ткани. Она делала немые замечания относительно того или другого товара, после чего приходил черед Мастеров. За умельцами - старшие солдаты, офицеры, генералы... а потом опять наступало время принимать Вестоносцев. И так - до бесконечности. И при всей этой чехарде - ни тени усталости на ее лице. Иногда - гораздо реже, чем мне бы хотелось - она обращалась за советом ко мне. А я при этом все не мог разобраться, как она ухитряется всего лишь жестами, вздохами и напоминающими пляску шажками поведать мне, что наболело в дальних провинциях. Но ей это удавалось прекрасно! Вопросы обычно были технического толка: делать или нет в Желтом Бору плотину? Как? (За считанные минуты ее руки лепили из глины макет местности, которую она никогда не видела собственными глазами!) Надо ли вырубить кустарник возле Серокамня? А не вызовет ли это оползня? Шиповник в одноименной колонии не дает плодов - значит, убрать его, да? В провинции Возлелеса войско напало и убило ужа - есть у тебя идея насчет змеиной шкуры, дорогой? На полях Трикочки уродилась знатная рожь, но там нет воды под водяную мельницу - что делать: везти зерно к Пяти Ручьям или же ты покажеш кому-нибудь из Мастеров как соорудить мельницу-без-воды, про которую ты мне рассказывал?... Да, да, ветро-мельницу. Нечем мостить тракт от Рассветного до Высокатрава - придумай что-нибудь! На том же шляху туннель под речкой Чертополошиной не прорыть - камень, вода сочится, а речка мешает - ты говорил о чем-то таком... как его... ах, да, мост. Как возвести мост? За болотами равелина Закатный разведчики обнаружили чужой муравейник - захватить его или пусть себе копошатся пока за топями? Но если болота высохнут... Значит, будем потихоньку наращивать гарнизон, равелин превращать в сущую крепость... и ждать.

Обо всем, касающемся стратегии, она спрашивала моего мнения когда нуждалась в более ясном планированнии чего-то дальносрочного. Всякие будущие перспективы, само понятие “через какое-то время” она узнала и в некоторой мере усвоила от меня. Она с усилием воспринимала будущее как нечно более длительное, чем “завтра”.

Когда мне удавалось воплотить очередной свой замысел, пусть даже и со скромными результатами, она наизменно смотрела на меня с признательностью: “Я не сомневалась в тебе, милый, ночью отблагодарю!”

И за одно это ее обещание я, пьянея от невысказанных, но очевидных слов, был готов построить для нее атомную электростанцию...

А у нас появились собственные Мастера. Королева родила для этого специальную Матку. Эти детишки росли медленннее остальных ребят, и едва начинавших ходить, их отдавали на обучение старым умельцам. Старики, конечно, добросовестно и рьяно учили молодое пополнение всем секретам ремесла, но я подметил, что с появлением в мастерских учеников старые умельцы как-то приуныли. Вообще Мастера странная каста. В принципе - бесполая, хотя их точнее было бы называть полово неполноценным, но с другой стороны, вопреки неспособности иметь потомство, кое-какие скромные сексуальные потребности у них все же наблюдались, и им разрешалось удовлетворять их с работницами. Я очень зорко следил, чтобы при редких неуклюжих сношениях Мастера не вели себя грубо и не причиняли зла своим мимолетним любовницам. Но вскоре убедился, что умельцы достаточно деликатны и заботливы, да и на женоподобных работниц это отражалось благотворно. Правда, длительных связей не возникало, поэтому я назвал подобные “романы” мимолетными, как правило сами работницы не проявляли инициативы и стремления продолжать интимных отношений. Так что причина дурного настроения старых умельцев крылась в чем-то ином. И я решил выяснить ее. Долго расспрашивать не пришлось.

В ответ на мои жесты и слова староста Мастеров повернулся и указал на одного из учеников-подростков, колотящего огромным молотом по лемеху будущего плуга (силушки даже у ребят моего народа вполне хватало вертеть пудовым инструментом!), затем поднял ладонь, имея в виду, что парнишка вырастет, а наконец провел ребром той же ладони себе по горлу, словно отсекая голову. При этом Мастер уныло повесил плечи, уставился в пол и вообще весь сник - покорный судьбе и чужой воле...

Я внимательно посмотрел на старика... и понял. Тогда я энергично взял Мастера за плечи и категорически, используя только жесты, чтобы не сорвался предательски голос, а и иногда просто слова не находятся подходящие, заверил его, что ничего такого не случится никогда, что они не должны бояться за свою жизнь, что еще многих учеников сделают Мастерами, но никогда не станут лишними, всегда будут иметь свою семью - Нас. Умелец вроде бы слегка оживился. Я оставил его делать свое дело и покинул мастерские, направившись в Тронный зал. Мне требовались гарантии Королевы, что Мастеров не тронут. Да, размышлял я по дороге, весь наш народ, начиная с умельцев с их зачатками индивидуальности, рабочих, солдат, вестоносцев, Маток и нянек, все фактически обделены личной жизнью, их амбиции и желания подчинены исключительно Семье, Дому - будь то родному или чужому, приютившему или покорившему их. Всем подданным, прирожденным и усыновленным, не знакомы иные ценности, кроме как жить настоящим днем, быть уверенными в еде и крыше над головой. Скорее всего, они даже счастливы по своему... Но ведь этого мало, ах как мало!

Я орбадовался, когда Королева милостиво кивнула в ответ на мою просьбу не казнить старых Мастеров. Мне задышалось легче - участь умельцев, которые с нами чуть ли не с самого начала, решена положительно. Однако на секундочку мне показалось, что моя повелительница предпочла бы избавиться от стариков. Мне стало грустно, хотя я понимал: она не исключала, что кто-нибудь из Мастеров может сбежать, или, что более вероятно, его могут похитить чужаки. И тогда плакали наши секреты, вероятный противник если не добьется преимущества над нами, то получит возможность по крайней мере биться против нас чуть ли не на равных в будущей войне. Во всяком случае - у чужаков есть шанс основательно подготовиться встретить наши легионы... конечно, у Королевы нет четкого представления об отдаленном будущем, но место стратегического планирования у нее занимает инстинкт самосохранения и интуитивное предчувствие того, что должно последовать после “сейчас” и за гранью “завтра”...

 

* * *

Да, Королева прекрасна дирижировала даже самыми отдаленными районами нашей Империи, но несмотря на это, я все же пытался создать собственную сеть управления и сбора информации - на всякий случай. Все же она не безгрешна, неплохо бы вносить коррекции, заглаживать ошибки, заполнять пробелы - сколь и мало их бы ни было. А и недурно внести в довесок организующей Интуитивной Силе в державе Силу Рациональную, так ведь?

Я поступал весьма осторожно, согласуя свои действия с Королевой, дабы не причинить сумятицы и не генерировать противоречий в процессе управления государством...

Возможно, мои подданные считали меня чудаком. Но меня любили. И если Королеве подчинялись инстинктивно, то мои приказы, хочется в это верить, исполнялись еще и потому, что людям это было приятно. Поэтому, по крайне мере в одном я добился успеха - в статистике. Нашел-таки способ провести ревизию складов и амбаров, пересчет инвентаря, вооружения, имущества и населения, то бишь наконец получил количественные данные, а не только качественные характеристики состояния Империи. Ибо для меня эти качественные характеристики оставались не более как туманными ощущениями.

Вестоносцы стали приносить мне тоненькие веревочки с узелками, окрашенными в различные цвета. Узлы - числа, цвет - категория: амбары, люди, мельницы, повозки, мосты, дороги, крепости... Я состряпал себе счеты и щелкал костяшками, как заправский бакалейщик, вычисляя то или другое, имеющееся в качестве материальной ценности державы. Обычно перед вечерним купанием из систематизированных данных передо мною вставала захватывающая картина нашего могущества и благосостояния. Нет смысла приводить все цифры, коих великое множество, но упомяну лишь одну, от которой у меня перед глазами так и поплыло. Численность населения. Наша Империя насчитывала пять миллионов подданных, треть из которых - прирожденные, четверть - добровольно пришедшие. И на каждого взрослого, старика и ребенка приходилось достаточное количество пищи, запаса инструментов и оружия, разумной площади в муравейнике, а хватало и пурпурной ткани на одежду, палатки и одеяла, причем материю мы производили уже целиком САМИ - от сырой шерсти до окрашивания непошитого на изделия полотна...

Помню, я сел тогда, головокружение случилось сильное. Потом налетело беспокойство и я неделю потрадил на проверку данных, прежде чем почувствовал облегчение... а затем и восторг. Население росло, но НИЧЕГО не предвещало ни голода, ни эпидемий, ибо гигиена у нас была в почете, да и Собиратели нашли залежи самородного серебра, которым я приказал обложить все емкости для питьевой воды от кувшинов до цистерн, велел даже начать массовое произвоство личной посуды, что вызвало небольшой переполох и перемену в навыках приема пищи. Про серебро я еще в школе помнил, что кто в средние века использовал серебрянную посуду, тот избегал смерти от чумы.

И тогда я рассказал Королеве о том, как нас много и насколько больше станет через пару-другую лет. А значит, спустя несколько лет нам будут нужны новые территории, новое жизненное пространство... А может в один прекрасный день случится так, что надо будет завоевать весь мир! На нас ляжет огромная ответственность, дорогая!

Мне показалось, что она улыбается мне в плечо. Потом то же плечо обожгло поцелуем, а я запустил пальцы в ее распущенные на ночь волосы... Каждое утро она заплетала косы перед серебрянным зеркалом - очередной мой подарок для любимой... И я не договорил о планах захвата мира. Ощутил кожей ее кожу, изгибы тела, упругую плоть, теплое дыхание, вкус ее пота и ее губ... и сказал себе, уносясь на крыльях блаженства: ну что ж, весь мир, так весь мир... раз надо!

 

* * *

И кажется, той же самой ночью, а может в одну из следующих, я проснулся, почуяв, что она плачет.

Никогда прежде моя любимая не плакала. Ни боль, ни гнев, ни опасности и огорчения не увлажняли ее глаз. Я уверен, я бы узнал. Но сейчас... почти на взрыд.

Я обнял ее, прижал к себе и нежно гладил по волосам и по спине - как дитя, как первую любовь накануне долгой разлуки... Она всхлипывала и дрожала всем телом, с каким-то испугом прячась в моих руках от внешнего мира.

И еще мне почудилось, что до утра мы любили друг друга неимоверно нежнее, чем когда-либо прежде... и, похоже, как никогда после.

Я спрашивал в чем дело, слизывая ее слезы. Я обсыпал ее поцелуями и вопросами, что так растревожило ее, милую мою, но она или не могла, или боялась признать мне.

Уснули мы почти на рассвете.

Больше этого не повторилось. Больше она не заплакала никогда.

 

 

5.

В ночь, когда я вкусил слезы моей Королевы, она снова зачала. Но на этот раз очень долго носила плод в утробе - целых три недели.

За это время мы совершили длительную поездку по главным городам нашей Империи. Королева вела себя очень осторожно, берегла живот как никогда раньше. Не знаю почему я воспринял ее осмотрительность как признак наступающей зрелости, отчего мне стало вдруг грустно. Ее стан не изменился ни на йоту, не принял и грамма лишнего веса, лишь ее обычно впалые щеки округлились да груди налились, не теряя прекрасных своих форм, которые восстатавливались будто по волшебству через день-другой после родов. Мне и в голову тогда не пришло, что, вероятно, впервые появление потомства для нее стало столь важным актом - по причине особености самого потомства...

А тем временем наше государство росло и крепло. Иногда наши генералы приводили к нам пленных властелинов других царств. К счастью, давно отпала необходимость рубить им головы собственноручно, но сохранилась неприятная обязанность присуствовать на экзекуции, проводимой в Тронном зале и совершаемой самым надежным и опытным гвардейцем.

Росли и дети. Предыдущие поколения рабочих и солдат уже начинали показывать признаки старения, и я начинал раздумывать как скрасить им закат жизни и устроить угасание без мук.

Нам не грозили серьезные внешние опасности, а фактически не было и угрозы внутреннего конфликта. Бунт в Семье-державе как наша просто немыслим - по крайней мере пока мы с Королевой живы. Другого противника, кроме внезапных природных бедствий - к которым мы старались подготовиться в мере сил, - я просто не представлял. Да и разве могли остаться достойные противники за пределами государства?!

Так, занятый державными заботами, я как-то чуть не пропустил рождения тех, кто стал последними нашими прямыми детьми. Разумеется, производимые на свет Матками, которые несли в себе яйцеклетки Королевы и запас моего семени, не в счет.

Эти роды протекали болезнено. Но Королева ни разу не вскрикнула, не пролила ни слезинки, только искусала губы до крови, да нечаяно вывихнула мне кисть, я держал ее за руку.

Разминая пальцы, я взглянул на детей. Их появилось трое. Мальчик и две девочки. Няни сноровисто и резво умыли и спеленали их, но я успел заметить совершенно нормально развитые гениталии младенцев.

И еще - у них были тоненькие прозрачные крылышки.

Принц и две принцессы.

 

 

6.

Я понимал, что они не останутся жить с нами, что им прийдется покинуть дом, следуя неумолимым законам природы. И посколько росли они еще медленнее, чем умельцы, я позволил себе потихоньку изгнать их из своих мыслей, предпочитая погрузиться в рутинные вопросы семьи-Империи.

До их отлета я добился прорыва в отношении писменности и обучал пиктограммам Вестоносцев. На основе донесений и описаний сумел вычертить довольно подробную карту наших владений и подготовил картографов. Теперь легче стало выявлять недостатки имперской инфраструктуры, и я принялся мозговать над тем, как их преодолеть. При этом возникала масса мелких проблем, требующих решения. Кроме того, меня стало тревожить непрекращающееся лето, а согласно моим субъективным ощущениям прошло пару лет, не меньше. И это значило только одно - впереди нас ждала Большая Зима. К которой надо обязательно и очень крепко подготовиться. Не то чтобы наш народ не делал пищевых заготовок и не рыл глубоких укрытий, но я хотел сделать все возможное, чтобы Зимовка прошла с минимальными потерями - без оползней и обрушивания построек, без голода, обморожений и прочих бед, которые трудно было предусмотреть заранее, не имея опыта. Особенно меня беспокоила участь пожилых и увечных, больных у нас в принципе было мало. Я решил положить конец дикой практике бросать стариков на произвол судьбы, а калек уничтожать. А последних собралось никак немало. В большинстве это были солдаты-ветераны, прошедшие не одну войну, на втором месте - получившие производственные и строительные травмы и, наконец, пострадавшие охотники. Я огранизовал специальные мастерские, где бы могли трудиться перестарелые члены Семьи (о, небеса, им было-то всего несколько месяцев от роду!) и калеки. Просто сидеть и отдыхать они не умели, их спокойствие и счастье основывалось только на възможности работать. Безногих я поставил плести корзины и шить одежду. Труднее оказалось пристроить бывших солдат, но я поручил им вести патрульную службу со свистками во рту. Те, кто не мог даже ковылять на костылях, обычно сидели на вышках вдоль дорог, особенно на перекрестках, где помимо наблюдения осуществляли регулирование движения, сторожили входы в крепости, пока полноценные члены стражи и воинских частей тренировались в своих залах, готовые по первому зову броситься на выручку беспомощным часовым. Некоторые старые воины оказались довольно талантливыми инструкторами молодежи, у других я заметил задатки администраторов и назначил их в интенданства, начальниками арсеналов. Занятость буквально удлиняла им жизнь. Немного пришлось поморочиться с калеками-рабочими, но я сконструировал станки с ножным приводом для безруких и поставил “беличьи колеса” для слепых, которые, кстати, довольно сносно успевали совершать мелкие ремонты на ощупь. Все эти меры освободили массу здоровых рабочих рук, благодаря чему мы смогли позволить себе осуществлять масштабное стротельство мостов, акведуктов, водохранилищ и дорог...

Так, изматываясь днями и сладко уставая ночами, я пропустил момент отлета принца и принцесс. Честно говоря, я не слишком опечалился. Так было лучше - для меня. Вздохнул пару раз, безмолвно пожелал им удачи и занялся системой ирригации и дренажными трубами, впереди нас подкарауливали долгие холодные дожди... надо укрепить купола и крепостей - они должны выдержать тяжесть снега...

 

* * *

Не знаю, сколько времени утекло. Кажется, годы. Однако время щадило молодость Королевы, время не подточило нашу привязанность и аппетит друг к другу. Время не отражалось на нашей повседневной жизни. Нынешний день походил на предыдущий и повторялся на следующий. В первых лучах солнца - ободряющее всенародное купание с властителями во главе. Все войска Империи под знаменами, начеку, пока купание не заканчивалось дль гражданских, а затем легион за легионом входили в воду, совершая общий ритуал. Государственные дела, осмотр мастерских, фабрик, Яслей, амбаров, складов, планы, статистика, актуализация карт, сморт нововыросших полков - и так без остановки. Королева принимает Вестоносца: “Опять мы завладели чужим муравейником!”. Обед, дрема, краткое совещание с милой насчет доспехов. Железа не хватает, но скорлупы орехов подходящи под панцири и шлемы... Прогулки по Дворцу-Столице - посижу у Маток, по-отцовски обниму генерала, которому назначено укрепить пограничный гарнизон на севере... Вечер, купание, солнце садится, страна засыпает, перекликаются стражники ночного дозора, а мы с моей повелительницей продолжаем плыть, теперь уже в водах нашей любви, которую не описать словами, да и не нуждается она в словах...

 

* * *

Военная кампания на Северо-западе затянулась - бои продолжались четвертые сутки и новости с фронта мне совсем не нравились. Возможно, Королева знала больше меня, но почему-то не сочла нужным поделиться информацией... или не знала как это сделать? Я видел, что она настолько расстроена неудачами наших войск, что не отреагировала на мое ворчание.

Донесения Вестоносцев - я читал пиктограммы о потерях и числе взятых в плен, которых конвоировали во внутреннние территории державы и приобщали к Семье. Счет раненым и убитым врагам мы не вели. И вот, наконец-то рапорт - вражеская Царица захвачена, Царя убили во время штурма Цитадели. И вместе с тем - сообщение, смутно встревожившее меня. Уже побежденный враг оказывается использовал оружие дистанционного поражение. Неуклюжее описание - что-то вроде “хромого арбалета”. Что писарь-грамотей хотел этим сказать?... Неужели... лук и стрелы? Речь явно про то.

Смущение вылилось в сердитые упреки Вестоносцу - почему не доставили образец?! Что, трофеев не взяли, что ли!

Я поспешил с несдержанными словами, следующий курьер принес экземпляр “хромого арбалета”. И сначала я утешил задрожавшего от огорчения Вестоносца, а потом взял рассматривать трофей.

Я вертел в руках штуковину со смешанными чувствами. Рефлексный лук из трех частей. И потрясающе - модель была воплощенной в дерево, кость и кожу МОЕЙ идеей, блестяще развитой до конца. Я же не пошел дальше бумаги (бумаги собственного производства!). Просто не дошли руки повозиться с умельцами и реализовать проект на практике.

Однако больше всего меня смутил выжженый каленым железом знак на одном плече лука - корона, сильно напоминающая нашу.

Так вот почему на поле боя часто возникала неразбериха! У противника почти такие же знаки различия, как и у нас самих! Вот что сбивало с толку нашу армию!... Я нашел в себе смелость признать, что это значит.

Я молился, чтобы вражеская Царица умерла по дороге.

Не повезло.

Ее привезли живой, даже повязки с ран успели снять, отметины наших мечей зажили на ее плоти.

Узницу предстали перед нами в Тронном зале. И я заметил, что лицо моей Королевы побледнело. Самую малость. У меня же на лбу выступил пот, и сам я наверное стал белее полотна.

Пленница была похода на нас с Королевой как никто другой из наших чад. У нее был овал лица и фигура матери. От меня она взяла голубой цвет глаз и вьющиеся светло-каштановые волосы, короые спадали сейчас ниже пояса. И рот, кажется, совсем как у меня...

Мы молча смотрели друг на друга.

А потом произошло самое кошмарное.

Она заговорила!

Сначала повернулася к Королеве и произнесла:

- Мама...

Без радости, обреченно, с ужасом. Потом обратилась ко мне:

- Отец... - На этот раз в ее голосе прозвучала мольба, надежда...

Тогда Королева подняла руку, знак исполняющему вынесенные самой судьбой приговоры гвардейцу, но я завопил жутко, не щадя глотки:

- Стой!

И позволил себе поступить так, как прежде никогда не решался в присуствии кого-либо другого, кроме нас двоих. Я схватил Королеву чуть выше локтя и бесцеременно потащил в самый дальний угол зала.

Я знал - вздумай она воспротивиться моей грубости, сделает она это шутя, ибо гораздо сильнее меня, несмотря на видимую хрупкость. Но она позволила мне бестактный поступок, хотя в изгибе ее губ мне почудилось отвращение.

Вполголоса я попытался ее убедить, умолял, даже повысил голос, обвинил, что нет у нее сердца, и снова говорил, говорил, говорил... Уповал, что поток слов заставит повелительницу пощадить нашу дочь. “Сделаем ее своей союзницей... Наместником, - бормотал я. - Объединившись с ее муравейником, мы расширим Империю скачком... Нет?... Тогда давай отправим ее в ссылку, в самое захолустье... Какую я несу чепуху! Милая, любимая, опомнись! Это мы дали ей жизнь, не нам отнимать ее, мы меньше кого-либо имеем право поступить так...”

Она выдернула руку столь резко, что я едва не упал. Приблизилась к узнице и застыла перед ней, глядя ей прямо в глаза. Но и сигнала палачу не подавала. И на мгновенье мне почудилось, показалось, привиделось, что я все же успел, что удалось ее уговорить... Мать и дочь пристально смотрели друг на друга, не моргая. А потом пленница опустила голову, и сама приподняла волосы, обнажая шею...

Никогда не забуду ее нежную белую кожу.

А Королева медлила с казнью...

И тогда я понял. Она просто ждала, когда я уйду.

С глухим стоном я бросился прочь из зала.

 

* * *

Весь день я обходил Дворцовые секторы Столицы стороной. Я бродил по коридорам и штольням. Я плакал, я падал и рыдал, потом сидел неподвижно и опять принимался идти, не ведая куда... Бил кулаками деревянные стены Дома. Проклинал и кричал. Все шарахались от меня. Успокоился лишь к ночи.

От кого я прятался? От нее? От себя?

Я пренебрег купаньем. Пробрался воровато в Тронный зал. Королева уже лежала в постели. Камин не растоплен. Светлячки съежились будто в тоске, и едва мерцали на стенах и потолке вместе с прядями грибницы на полу.

Я подошел, лег рядом, но не смог обнять ее. Однако мои пальцы сами нашли ее руку, и в ответ она яростно впилась в мою ладонь, мы сплели кисти, сжали пальцы до боли, дрожи и онемения. Так остались лежать, не заснув до самой зари.

 

 

7.

С тех пор мы очень редко занимались любовью, лишь в силу потребности плоти. И не просыпались в объятиях друг друга по утрам.

Моя жизнь проходила как в тумане. Смотр солдатских занятий на плацу. Инспекция новой партии оружия. Испытания новых образцов копьеметов. В Яслях, амбарах и социальных мастерских царит порядок - как всегда. Чистота и безупречность во всей столице. Отхожие места проветрены, обеззаражены и дезодорированы - как обычно. Все сломанное, стертое, обветшалое чинится и заменяется новым - как всегда своевременно, даже загодя. Населения уже почти пятнадцать миллионов. Почти все дороги вымощены, глубокие зимние укрытия хорошо укреплены, коридоры проходят вдоль толстых корней, изолированы от влаги смолой, от холода - мхом. Склады при зимних убежищах пополняются вяленым мясом и сухофруктами, зерном и ореховой мукой. В Империи исправно работают около четырнадцати тысяч водяных колес и свыше пятисот ветряных мельниц. Мостов полторы тысячи. Ощущается нехватка кожи для доспехов и спецодежды, требуемой на некоторых видах работ. Мало и ткани для пошива одежды, слишком многих надо одеть и обуть. В южных провинциях успешно разводят улиток, на востоке методично собирают лесные орехи...

Днем я почти не виделся с Королевой. Что-то оборвалось между нами. Или я просто не мог понять... принять... простить...

Я стал замечать, что единственной музыкой в державе было пение птиц да сигналы военных труб. В Семье никто не танцевал ради удовольствия. Не сочиняли сказок, не украшали спальные помещения, женщины не плели себе венков в косы, мужчины не драили пряжки ремней и бляхи на куртках, чтобы блеснуть перед миром. У нас не было выходных, не было богов, не было празников. Лишь встречание и проводы солнца, сочетаемые с купаньем в двухстах тысячах выложеных камешками и ракушками прудов.

Меня сводило с ума мысль о том, что единственная из наших Дочерей, которой посчастливилось стать Царицей, умерла безымянной. Имя в Империи носил лишь я один. Даже у Королевы его не было. Как и у всех пятнадцати миллионов наших подданных.

Я ввел украшения, велел хоть чуть-чуть разнообразить наряды, циновки стали плести нарочно из разноцветного материала. Задумался над системой имен... Суета сует и всяческая суета. Разве это кому-то нужно?...

Мое мягкое сердце явно не принадлежало этому миру.

 

* * *

Беда грянула внезапно - с севера. Вторжение напоминало шквал. Уже на второй день стало очевидно, что агрессия долго и тщательно планировалась. И ничего удивительного, что мы проморгали подготовку нападения, и что нас застали врасплох. Вторжение не было сухопутным, как следовало бы ожидать.

На нас налетели с воздуха. Перед рассветом, на выходе к купальням.

Это были прекрасные создания. Неотразимые в своей красе. Как на подбор стройные, с тонкими талиями, точеными ногами, руками и лицами. Амазонки с полосатой желто-смуглой кожей. За плечами у них жужали крылья и они, бесспорно, были гораздо более верткими и опытными летчицами, чем наши принцы и принцессы. Вдобавок - отлично вооружены. Я разглядел чем они косили наших солдат. Пружинный скорострельный самострел, он поражал дальше, точнее и быстрее, чем наш стандартный арбалет. А наконечники осиных дротиков были вымазаны ядом. Не привыкшая отражать воздушные атаки, наша армия гибла, гибла, гибла...

Свирепые амазонки истребляли все, что двигалось, обстреливали даже катящиеся по инерции повозки, запряженых в плуги жуков, светляков и тлей, разводимых ради выделяемого ими сладкого сиропа. Осы нападали роем, облако дротиков бросало тень на землю. После налета оставались мертвые поля трупов. Воздушные убийцы стремительно опустошали крепости и Дома, смерть косила широкой косой наших бойцов. Я не успел предупредить все гарнизоны не предпринимать контраатак, не бросаться в драку и преследование врага, который не отступал вовсе, а просто отклонялся, делая вираж на новый заход. Я приказал войскам не высовываться из-под куполов и стремиться расстреливать крылатых разбойниц из укрытий. Но мои Вестоносцы не успевали передать распоряжения командирам, да и большинство их гибло по пути. Сигнальные вышки с флажками и серебрянными зеркалами же оказались черезчур уязвимыми для летающего противника. Я потерял связь с армией. И не успел опомниться - вот уже вражеский рой пошел на приступ Дворца.

Империя распадалась, созданное великим трудом рушилось, мой народ таял. На подступах к столице, в самом Дворце гибли мои дети... наши с Королевой дети. Гибли безымянные, умирали как герои. Но ничего не могли противопоставить безжалостным осам, кроме как отважно сражаться и умирать, заслоная нас своими телами от отравленных дротиков врага.

Я плохо помню бой во дворце. Кажется сбил стрелой из арбалета пару разбойниц, солдаты добили их, колчаны Королевы опустели... и нас успели зацепить дротиками, которые содержали парализующий яд, как я понял, когда рухнул на пол и не умер, а беспомощно глядел на происходящее. Осы перебили в Тронном зале всех обездвиженных отравой, а нас с Королевой привязали спиной к спине, распяв на двух скрещенных в виде буквы Х шестах. Затем подхватили шесты и понесли наружу. Взлетели.

Меня тошнило - от высоты, от яда, но я отчаяно сдерживал рвоту, боясь запачкать мою Королеву. Я понимал, почему крылатые разбойницы сменили смертоносный яд на парализующий при штурме Дворца. Им приказали взять нас живыми. И ясно куда несли - на традиционную в этой реальности казнь перед лицом главарей победившей нас летучей орды. Когда-то пленников бросали к нашим ногам, но вот, пришел и наш черед. Наступил конец великой державы. Наш народ - дети, внуки, правнуки, плоть от плоти нашей, кровь от крови - был уничтожен. Наверное оставались гаснущие очаги сопротивления, но все кончилось. Мне трудно было дышать, но не от встречного ветра - от боли, от мельтешащих перед глазами картин жестокой бойни. Я хотел сто раз умереть, я не хотел мириться с тем, что эти суки просто так истребляют наших детей.

Я ощутил, что Королева тычется щекой мне в затылок. Я повернул голову и ответил на ласку. И вдруг почувствовал успокоение. Я понял, скоро мы последуем за своими детьми. И это меня утешило. Отступили страх и отчаяние. Я чувствовал тепло от тела моей Королевы. И застыл в ожидании, всем существом впитывая запах ее кожи и волос, которые щекотали мне лицо. Казалось, полет продолжается долго, очень долго - до скончания времен...

Не берусь назвать Гнездо ос мрачным и скверным. Напротив - изящная конструкция из шестиугольных камер, обвитых балконами, витыми лесенками, толстыми травяными балками для жесткости. Материал напоминал бело-сероватыю мрамор, но шуршал как бумажный под ногами, слегка прогибался, легкий, воздушный, крепкий.

Царица врага произвела на меня впечатление, сравнимое с ударом молотком по лбу. Да, я ожидал, что она, мать своего племени, будет привлекательна. Рядовые амазонки однако обладали более совершенными фигурами. Впрочем, вряд ли все они рождены ею. Осиные Дома, насколько я помню - сестринские, у них все Матки, но существует строгая линейная йерархия зависимости и подчинения, каждая оса старше предыдущей. И на вершине цепи власти стояла эта женщина с несколько разплывшимся телом, но с удивительно красивым лицом. Особенно выделялись глаза. И взгляд был неожиданно осмысленным. Гораздо более осмысленным, чем у наших подданных.

Я смотрел на Верховную осу и мысленно клялся себе, что ни за что не склоню голову под секирой палача. Пусть постарается меня одолеть. Тем более, что это явно не просто палач, а вероятно Владетель. Крупный раскормленный трутень, здорово смахивающий на японского борца сумо. И, надо же, его-то глаза “нормальные” - то есть пусты и бессмысленны. Как... как у моей Королевы.

Я вздрогнул от собственной мысли, сердце сжалось, обмякли колени. Я словно очутился на краю бездны. И победительница почувствовала это.

- Так и знала, что наконец-то подыщу себе подходящего совладетеля! - томно промолвила она и холодно улыбнулась.

Я оцепенел, сжал зубы, не смея признаться себе, как приятно прозвучал для меня человеческий голос, осмысленная речь... Я испугался - испугался, что захочу жить, жить жадно и неистово... и ради этого пойду на предательство.

Но мне действительно хотелось жить!

Уголком глаза я заметил, как удивление вытянуло лицо моей Королевы. Несколько мгновений она растерянно и лихорадочно переводила взгляд с меня на соперницу, а потом вдруг опустила голову. Прямые пряди смоляных волос упали ей на лицо, плечи поникли.

А Верховная приподнялась, сделала пару шагов вперед. Русые кудряшки колыхнулись, голубые глаза заблестели насмешливо. Я заметил ее веснушки, затем и прозрачность лилового лепестка, окутывающего ее тело. Против воли мои глаза алчно блуждали по бедрам, лодыжкам, коленям, груди, тонкой талии, чувственным рукам... я не мог оторваться. Рядом с ней точеный стан Королевы выглядел статуэткой - изящной, но как-то неживой, мертвой. От нее веяло смертью, за ней оставалось одно лишь прошлое без будущего. А эта... оса - само воплощение продолжающегося существования.

- Ты никак язык проглотил? - ехидно спросила Оса. - А может говорить разучился возле своих дикарей? Развяжите его и уходите! - не глядя, приказала она стражницам.

Я украдкой оглянулся в надежде найти какое-либо оружие. На мгновение в мыслях пронеслись обрывочные сцены словно картинки комикса: вот я прыгаю, убиваю врагов, бросаемся с Королевой бежать... но куда? Босиком через лес? Так я даже не помню в каком направлении остались наши земли! Мелькнула идиотская идея о мотоцикле или даже джипе, нет, лучше бронетранспортер с зенитным пулеметом, хотя лучше бы вообразить вертолет или сверхзвуковой истребитель... Голова моя упала на грудь. Так и стоял, тяжело дыша, стиснув кулаки и остро ощущая свое бессилие, тщетность любых действий.

А Верховная будто услышала мои мысли:

- Жизнь продолжается. Иди ко мне. Вот твой меч, пришиби эту чурку безчувственную, она даже не шелохнется. И ты снова станешь тем, кем был - Повелителем. Только теперь будешь гораздо могущественнее... потому что у тебя буду я - Настоящая!

Я исподтишка посмотрел на нее. Она улыбалась торжествующе. Улыбалась. Моя Королева не умела улыбаться. Я разлепил губы и хрипло произнес:

- Хочу... хочу...

- Ну, говори, чего хочешь!

- Отпусти ее на все четыре стороны. И тогда... я останусь с тобой.

У Осы удивленно взлетели вверх брови, она нехорошо рассмеялась:

- Ой, нет! Так не пойдет! Я не собираюсь отпускать ее. Я хочу, чтобы именно ты принес мне ее пустую головку! Или ты еще не сообразил - здесь павших не щадят! Здесь все просто и ясно, без лицемерия! Мир сильных и успевших сорвать удачу! И никаких выдуманных правил, кроме одного - кто победил, тот и прав! Совершенно неприкрыто, без отмазок, без философий! Здесь законы просты и естественны!

- Не я их придумал, - возразил я. - Они мне не по душе. Мое условие остаться с тобой - ее жизнь.

Оса присела обратно на полутрон-полуложе. Облокотилась на жесткую подушку, подперла кулачком подбородок.

- Уж не переоцениваешь ли ты себя? Ты что, бог в постели? Сомневаюсь. В лучшем случае, на уровне среднего трутня, а уж их-то я имела немало. Да, твое преимущество бесспорно - мне гораздо приятнее иметь рядом с собой нечто поумнее безмозглой туши, да и полезнее для Роя. Но ради тебя, дорогуша, я не стану нарушать законов этой реальности. Потому что как раз меня они устраивают! Потому что я здесь - Настоящая! Здесь борешься и побеждаешь, либо уходишь в никуда, и даже помять о тебе стирается! Кто сроду Господин, тот становится таким, и ничто ему не может помешать, кроме дурной игры Случая. И Господином, Повелителем остается, пока не умрет в собственном ложе, и никто не станет глумиться над его телом, размахивать его головой перед безмозглой кровожадной толпой! Надо не просто вкусно жить, надо и с блеском уйти из жизни, находясь на вершине... а не так как ты сейчас простишься с белым светом... или скорее она, потому что у тебя есть голова и язык, подумай и скажи! Хорошенько подумай. Стоит над чем поразмыслить. Я сказала, что это против естественного хода вещей - оставлять ее в живых!

Я повторил:

- Меня не волнуют твои законы.

- Они не мои, - возразила Верховная оса. - Они сама плоть этого мира... - Вдруг ее глаза расширились. - Ты тоже пришелец, как я... но раз тебе не любы здешние правила, как же ты сюда попал? - спросила она с интересом. Мигом позже щелкнула довольная пальцами. - Ага!... Кажется, догадываюсь... ОНА привлекла тебя сюда, Она всему причина, так? Тогда вот тебе еще один повод избавиться от нее. Ты обретешь свободу уйти из трудного для тебя мира. Вернешься ДОМОЙ. Правда, там тебе никогда не стать Властелином...

В какой-то момент я перестал ее слушать. Лишь выдавил, прерывая ее дальнейшие рассуждения по теме:

- Что ты сказала? Я могу... вернуться в свой мир?!

- Конечно! Ты душой чужд всему, что здесь творится. В отличие от меня. Здесь существует своя правда и своя справедливость - без предрассудков и соплей! Это по мне, ой как по мне!... Ну?

- Что “ну”? - машинально переспросил я.

- Вот меч. Выбирай!

Меч действительно лежал на подносе среди крупных лесных ягод, а поднос держался на треножнике из зазубренных жал, вероятно старого оружия ос. Черт возьми, эта белобрысая знает толк в технике... проницательна... пряма... говорит, думает как я...

Я подошел и взял клинок. На мгновение мной овладело искушение сделать большущую глупость. Но за драпировками у стен наверное прятались стражницы. Я перехватил удобнее рукоять меча и вернулся к Королеве.

Она стояла с опущенной головой. Когда почувствовала мое приближение, тряхнула волосами и оголила шею, подставляя ее под удар. И я вспомнил то, что старался забыть, окунаясь в круговерть будничных забот - перед взором всплыл образ нашей несчастной дочери, точно так же помогавшей моей повелительнице казнить себя. В глазах у меня потемнело.

Я замахнулся.

Лезвие рассекло веревку. Я нагнулся и разрубил путы на щиколотках, поцеловал ее коленку. Выпрямился и швырнул меч к ногам светлокосой хозяйки бумажного чертога, постаравшись вложить в этот жест как можно больше презрения:

- Благодарю за аудиенцию и за щедрое предложение. Только такая сделка мне не по нутру. Уж лучше умереть вместе с МОЕЙ Королевой, чем стать ЧУЖОЙ Царице забавкой. Ты много гадости про нее наболтала, но я тебе скажу, что в моем мире мужики мечтают о таких как она!

Я осекся, уж слишком наиграно и вычурно получилось. Неубедительно. Но я вообще не очень речистый без подготовки. И поняв, что лучше умолкнуть, я просто обнял Королеву за талию, а она вздрогнула, прижалась ко мне, лаская рукой шею.

- Трогательно, - сухо произнесла Верховная оса. - Сплошная мелодрама. Что ж, выбор твой. Посмотрим, действительно ли вы такая идеальная пара. Неделя заточения в Костяной башне - и один из вас сожрет другого, прямо с кожей и потрохами. Здесь такие законы. И хочешь знать на кого я поставлю? На нее!

Честно говоря, слова ее меня смутили, но я промолчал. А Королева мелко-мелко затрясла головой, прислонив лоб на мое плечо, словно отвергая сказанное Царицей ос: неправда, милый, лжет она, лжет! Раз судьба наша иссохнуть от голода и жажды - пусть! Зато вместе, как ты сказал. Так и будет, увидишь, милый!

Вот что наверное она хотела сказать. А может быть, я принимал желаемое за действительное.

Пока стража нас вязала снова, я обратился к Верховной:

- Перестань разорять напрасно муравейники! Подчини их себе, закабали, но перестань губить НАШИХ детей, стерва!

Та поджала губы. Охрана попыталась оттащить нас по одиночке, но не смогли. Мы не сопротивлялись нарочно. Просто обнимались, и, честно говоря, в этот момент я желал лишь одного - остаться наедине с моей Королевой.

 

* * *

Осы - вегетарианки. Пьют нектар с цветов и фруктов. Но личинки их - плотоядны, прожорливы. Костяная башня наверное была частью скелета какой-нибудь огромной зверушки, зажаленной под корм отпрыскам Роя, а затем обглоданной дочиста. Она высилась над землей, и, не имея крыльев, сбежать не представлялось возможным. По крайней мере, так считали осы.

Королева поила меня своей слюной. Я стриг ее косы острым костяным обломком.

Келья была узкой и тесной. Мы даже прилечь не могли на покатом полу, любили друг друга сидя или стоя, хотя следовало беречь силы и влагу... но мы не могли удержаться. Мы опять обрели друг друга и спешили засыпать ласками и поцелуями разверзшуюся в прошлом пропасть между нами.

Кроме того, это выводило из себя ос, и они стали реже проверять нас.

Из своих волос Королева плела тонкую веревку. Я не надеялся осуществить таким способом побег, но все же помогал как только мог.

Она работала быстро и уверенно. Меня мучила жажда. Она облегчала ее долгими поцелуями и даже заставляла не отвергать даруемую влагу. Хмельнее вина и слаще меда была эта влага...

Глубоко во мне противный голосок страха зудел, что Королева столь самоотверженна только потому, что в одиночку ей не спастись.

На седьмой день веревка была готова. Мы выждали закат, потом выспались до самой густой темноты, какая бывает перед рассветом, и начали спускаться вниз. Королева держаласьу за мои плечи. Она похудела ужасно, кожа да кости, совсем легонькая. Однако судороги сводили мне руки, держаться приходилось крепко - веревка была тонкой и скользкой. Когда мои силы иссякали, Королева горячо целовала меня и издавала какие-то тихие звуки. Теперь, спустя время, я понимаю: она пыталась говорить со мной.

Что именно она хотела сказать?...

 

* * *

Нам повезло - веревка не оборвалась, не распустилась, длины ее хватило как раз, чтобы прыгая наконец, не разбиться.

Мы полежали на земле, чтобы немного отдышаться, прийти в себя. А потом бросились туда, где остались осколки нашей Империи.

Так начались наши сто наполеоновских дней.

В конечном итоге их оказалось всего девять.

В граничной крепости, до которой мы добрались, мало кто уцелел. Многие наши умерли от горя. Но те, кто нас дождался, выражали неприсущую им бурную радость. Некоторые даже плакали. Королева как никогда горячо отвечала на приветствия, обнимая каждого оставшегося в живых нашего подданного.

Карательные эскадрильи появились вечером. Мы их ждали, изрядно готовые. Рабочие подняли тучу древесной пыли, смешанной с брызгами эфирного масла из трав и цветов. И когда пикирующие разбойницы врезались в эту завесу, мы закидали их факелами. Горючая смесь вспыхнула, ревущее полотнище пламени поглотило и нескольких наших неосторожных детей, но огонь, быстро потухший, успел покалечить нападателей, особенно повредив им крылья. Осы падали с высоты, ломали себе кости. Просто оглушенных от пламени и дыма мы зарубили мечами. Ни одна не спаслась. И как в старые славные времена мы вновь вышли на поле боя плечом к плечу - Король и Королева.

Ночным маршем повели колонну к следующему муравейнику. Он пострадал еще пуще прежнего. Ярость вскипела во мне при виде бессмысленного разорения, причиненного полосатыми разбойницами. Мы стали собирать войска. Армия стремительно восстанавливалась.

Увы, всего еще раз нам удалось заманить противника в огненную тучу. Десятку амазонок посчастливилось удрать. И больше на наши уловки они не попадались. Мы попробовали кидать гранаты - горшки с эфиром и смолой. Осы приноровились увертываться от них. Я попытался соорудить настоящий огнемет, но не справился, а от ожогов при испытании умерло несколько умельцев. А потом сами осы стали применять зажигательные бомбы. В яростной схватке встретились наши стрелы и их дротики, огонь против огня. Наши потери были ужасающими. Их - с каждой атакой все более незначительными.

Я понял, что так не спасти Империю, и приказал отступать вглубь гигантского леса. Налеты продолжались, ретирада превратилась в беспорядочное бегство. Только возле нас, в строю гвардейцев и наиболее крепких рабочих, сохранилось нечто вроде порядка. Ничего, думал я, настанет день, и мы расчитаемся сполна!...

Но этого не случилось.

Я один был во всем виноват. Правильно говорила осиная Царица: в этом мире действуют неумолимые законы. Надо было думать прежде всего о том, чтобы спастись нам с Королевой. Мы были еще молоды. Мы могли бы пережить Зиму с дюжиной рабочих и солдат, с несколькими Мастерами да парой Маток. Мы бы затаились, нарожали бы полчища бойцов, вскормленных идеей мщения... Я же делал все, чтобы спасти как можно больше наших детей. Это было неразумно, и мы опоздали укрыться в чаще Леса.

Погода ухудшилась, и это дало небольшую передышку. Похолодало. Растения вокруг стремительно желтели. Наступала Осень.

Мы подошли к реке. Солдаты бросилиь было соорудить мост из собственных тел, но я приказал построить деревянный. Мы с Королевой работали наравне со всеми. И не успели. Нас накрыли, и мы были вынуждены зашагать по трупам своих детей, которые прыгали в воду и сцеплялись руками и ногами мертвой хваткой. Захлебывались, коченели, но не размыкали пальцев...

Прошла еще одна ночь, а туманным утром нас догнал отряд из двадцати ос, которые ползли пешком, ибо влага склеила им крылышки. Нас же осталось всего семеро. Из пятнадцати миллионов!

Этот последний бой стал самым славным делом, в котором я когда-либо участвовал... и которое имел несчастье пережить.

Мы заметили врага первые и открыли стрельбу за мгновение до того, как они засыпали нас градом ядовитых дротиков. Мы залегли, я стал считать щелчки их пружинных самострелов. А потом ринулись в рукопашную, не давая им перезарядить. Перебили всех до одной. Но какой ценой! Погибли все, кроме Нас двоих - три солдата, Матка третьего поколения, которая тоже дралась, один молодой Мастер да двое рабочих, неполноценные, разнополые. Они ночами спали вместе, держались нежно друг с другом, вероятно подражая мне и Королеве... Все они остались остывать вместе с трупами ос...

Убитые горем, мы стояли перед грудой мертвых тел и я не заметил, что одна раненая в голову амазонка вдруг зашевелилась и направила на меня свое пружинное ружье.

Моя Королева поступила столь же неразумно и безответственно по отношению к династии, как и я. Моя милая безмолвная любимая заслонила меня от дротиков собственной грудью, а потом заколола мечом осу в горло. Лишь прикончив врага, она позволила себе упасть на колени. Грудь ее была похожа на игольницу.

Я выдернул жала, пытался высосать яд из ран, мне даже в голову не пришло, что и сам могу отравиться. Напрасно. Я только отложил исполнение приговора, но не в силах моих было отменить его.

Королева прожила еще несколько часов. Большую часть времени провела в забытьи или мучимая лихорадкой, металась, хрипела, вскрикивала и стонала... Мне оставалось самое трудное - ждать.

А потом она вдруг очнулась и посмотрела на меня. Протянула руку, чтобы обнять. И, о Боже мой, она мне улыбнулась! Такой светлой и счастливой улыбкой, словно просыпалась в начале нового дня, полного красок и ароматов, дел и созидания, который обещает после заката сладкую ночь и еще - бесконечную вереницу счастливых дней, ибо не имеет конца любовь!...

Моя Королева и прежде была прекрасна. Но улыбающаяся - само совершенство. Она шевельнула губами, подавшись ко мне, и я поцеловал ее...

Потом она снова потеряла сознание, но боль уже не мучила ее. Она просто уснула, а спустя четверть часа в последний раз вздохнула в сне и перешла за ворота смерти.

Я уложил ее в ямку, вероятно вырытую червяком.

Жалкое убежище.

Долго лежал рядом, обнимая ее, пытаясь согреть. Тщетно. Моя Королева была мертва. Отался жив только я - Король-со-Словами. А моя любимая умерла совсем безымянной. Как и все наши дети.

Я не хотел отдавать ее гнили в земле, поэтому набрал хвороста для костра.

Я умыл ее, почистил одежку. Украсил неровно подстриженую, но бесконечно прекрасную головку белыми цветами. Чиркнул огнивом, разжигая погребальный костер - и тело ее вспыхнуло, словно картонное. Кожа почернела, но не лопалась, не морщилась, а таяла. А потом вдруг ее фигуру объяло такое ослепительное пламя, что я отступил назад и прикрыл ладонью глаза. Кости ее плавились, точно восковые. Почти ничего не осталось.

Только тогда я поверил, что она ушла навсегда. И лег в теплый пепел, и закрыл глаза, и пожелал себе никогда не просыпаться.

 

* * *

Но я проснулся. В своей квартире. В своей гостинной.

Стояла поздняя осень.

Последнее мое воспоминание об этом Мире было связано с весной. Никто из моих знакомых не видел меня целое лето. Никто.

С другой стороны - не осталось никаких следов, шрамов. Даже натертое на лбу от короны Империи - зажило начисто.

Зато сильно поседели волосы. И я даже знаю когда это случилось - когда я шел по мосту из мертвых тел наших с Королевой детей.

Нет, я не останавливаюсь с сырыми скорбными глазами возле муравейников, не смотрю на них часами. И не жгу бензиновой лампой осиные гнезда. Это лишнее.

Я смирился.

И только одно не дает мне покоя, только с одним я не могу смириться: привыкнув к Ее бессловесности, не помню, говорил ли я ей вслух, глядя прямо в глаза, что люблю ее.

 

 

апрель 2002 - София

август 2006 - Ромча

 

-----------------------------------------------------------------------------------

Рассказ опубликован ранее в журнале “Если” за март 2005 г. в переводе Элеоноры Мезенцевой

Первое издание - сборник “ВИРТ” издательства КВАЗАР, София - 2002 г.